https://ficbook.net/readfic/11816924
Враг мой...
Бенцони Жюльетта «Флорентийка», Бенцони Жюльетта «Катрин» (кроссовер)
Джен
PG-13
Завершён
Фьора Бельтрами
автор
Дана Канра
бета
Пэйринг и персонажи:
Катрин Легуа, Арно де Монсальви, Франческо Бельтрами, Фьора Бельтрами, Филипп де Селонже
Размер:
12 страниц, 2 части
Жанры:
Психология
Предупреждения:
ООС
Серая мораль
География и этносы:
Франция
Занятия и профессии:
Повстанцы
Полицейские
Исторические периоды и события:
Современность
Отношения:
ER
От врагов к друзьям
Разновозрастная дружба
Разнополая дружба
Свободная форма:
Верность
Вражда
Выбор
Мятежи / Восстания
Патриотические темы и мотивы
Подростки
Противоречивые чувства
Социальные темы и мотивы
Темы этики и морали
Формат:
Драббл
Описание:
Капитан парижской жандармерии Филипп Селонже наконец-то смог изловить ту, кто путала ему все карты и изрядно попортила нервы.
Посвящение:
Моей аудитории, которую я очень люблю
Примечания:
Моё видение, как бы могли строиться в 21-ом веке отношения Филиппа и Фьоры.
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Часть 1
28 февраля 2022 г., 20:44
Капитан парижской жандармерии Филипп Селонже заполнял полицейский рапорт, иногда окидывая подозревающим и колючим взглядом девушку-подростка на вид лет шестнадцати, одетую в джинсы с потёртостями и рваными коленями, в белый свитшот с красной розой и приколотой на одежду бутоньеркой в цвет французского триколора. На ногах её были обуты голубые кеды.
Строгий взгляд карих глаз Филиппа скрестился с дерзким взглядом серых, как небо зимой, глаз девушки. Никто из них и не думал опускать глаза.
— Ещё детей на баррикадах не слыхали!.. — Селонже в раздражении взлохматил свои чёрные волосы, так похожие по цвету на волосы задержанной длиной ниже талии.
— Ты кого ребёнком назвал?! Мне шестнадцать! — оскорблённо выпалила девушка, скрестив руки на груди.
— Так, отлично. Возраст установили. Ну и как тебя зовут? — Селонже пристально и строго глядел ей в лицо, ожидая ответа.
— Много чести — своё имя полицайским выкормышам называть! — девушка презрительно фыркнула и поджала нижнюю губу.
— Ты давай не выделывайся мне тут, грубиянка малолетняя. Нормально тебя учили разговаривать или нет? — Филипп сжал губы в линию, напрягшись от раздражения, которое в нём будила эта наглая девчонка.
— Не с такими как ты — выполняющим преступные приказы правительства! — гневно выпалила девушка. — А зовут меня Фьора Бельтрами.
— Так вот как зовут человека, который не раз срывал мне операции по обезвреживанию жёлтых жилетов. Зря не придавал значения тому, что какая-то школьница с альбомом и красками отирается возле жандармерии, — Филипп чуть усмехнулся и покачал головой.
— Приятно было подпортить вам всем планы против Жёлтых жилетов. Чьи интересы вы защищаете? Правительства, которое норовит ободрать народ Франции как липку? Против своих же сограждан идёте с водомётами, слезоточивым газом, светошумовыми гранатами и дубинками с оружием? Мы сражаемся на баррикадах ради лучшего будущего страны, где у людей будут равные права с возможностями и уверенность в будущем. Есть у всех вас вообще совесть и сердце под погонами? — Фьора презрительно фыркнула и грустно покачала головой.
— Ты явно перечитала и пересмотрела «Отверженных», девочка. Ты не на тех лепишь образы благородных революционеров. Но тебя извиняет, что тебе шестнадцать. Самый возраст, чтобы очароваться баррикадной романтикой и навешивать роли борцов за правду на обычных дебоширов, — Филипп криво усмехнулся одним правым уголком губ, глядя на Фьору чуть прищуренными глазами.
— Как только у тебя язык повернулся так говорить о людях, которые вышли на протесты и организовали баррикады ради того, чтобы отвоевать право для всех нас жить в справедливом обществе?! Тебе-то с дивана всяко виднее! — вырвалось гневно у Фьоры, дрожащей от возмущения.
— Спасибо, обойдусь без чтений морали от самонадеянных соплячек, возомнивших себя новой Жанной д’Арк, — хмуро проронил Филипп, встав из-за стола и налив воду из кулера в электрический чайник. Достал из шкафчика две кружки, в каждую положив две ложки сахара и по одной ложке растворимого кофе.
— Похоже, тебя никто не учил культуре общения и этике, — презрительно Фьора усмехнулась правым уголком губ. — Я и правда несовершеннолетняя. Но хоть не торгую совестью и честью, чего нельзя сказать о тебе и твоих коллегах. Я не разгоняла демонстраций выступающих за справедливость людей. Ни по кому не стреляла, не применяла к живым людям водомёты и светошумовые гранаты со слезоточивым газом и резиновыми дубинами. Я не воевала с народом, который присягала защищать!
— Эй, полегче, девчонка! Я как раз и выполняю свой долг, согласно моей присяге, защищая порядок и закон. И уж точно я не обязан перед тобой отчитываться. Я делаю свою работу и борюсь с беспорядками. И ни к кому не применял всё то, о чём ты говоришь. Но я не могу поручиться за порядочность твоих товарищей, которые на фоне общего сумбура не прочь пограбить магазины, — ладони Филиппа сжались в кулаки. Он и ещё хотел бы что-то сказать Фьоре своим назидательным тоном, но его мысли прервал звук чайника, в котором закипела вода. Мысленно посчитав до пяти и успокоившись, мужчина разлил воду по чашкам и размешал в них растворимый кофе с сахаром. Одну чашку он поставил перед злобно на него глядящей Фьорой, а из второй сделал несколько глотков.
— Ни к кому, говорите? — с дерзостью и отвращением бросила Фьора в лицо Селонже. — По-вашему, протестующие люди на улицах — это никто? Люди, которых покалечили твои коллеги, или те люди, кого за шиворот волокли по асфальту в полицейские машины, кого избивали резиновыми дубинами и шарахали шокерами, кого обстреливали из водомётов и травили слезоточивым газом, в сторону кого кидали светошумовые гранаты — это никто? Для таких, как ты, я — тоже никто. Ты думаешь, что одержал победу. Жалкая, впрочем, победа — волочить в каталажку ребёнка, кем ты меня считаешь.
— Так это для того, чтобы воззвать к справедливости, ты напросилась на то, чтобы я тебя арестовал? Гениальный план, Фьора. Просто офигенный. Надёжный, как швейцарские часы, — с чуть насмешливой снисходительностью проговорил Селонже, попивая свой кофе.
Фьора захотела своими ногтями выцарапать ему эти наглые светло-карие глаза, но в мыслях одёрнула себя, понимая, что расстановка сил не в её пользу. Чтобы немного себя успокоить, она принялась за распитие стоящего перед ней в чашке кофе.
— Я и не жду, что смогу до тебя достучаться. Такие как ты готовы на многие несправедливости закрывать глаза ради звёздочек на погоны. И нечего причислять к Жёлтым жилетам всяких мародёров, которые не дураки пограбить на фоне происходящих беспорядков. Ты лучше подумай о том, как будешь смотреть в глаза своим детям, когда они тебя спросят, почему ты не делал ничего, чтобы пресечь несправедливости нашего общества, — с язвительной насмешкой и достоинством княжны парировала Фьора.
— Глядя на детей вроде тебя, я понял, что хочу быть чайлд-фри, — ответил ей в такой же манере Филипп.
— Может и к лучшему, что такие лизоблюды потерявшего берега правительства перестанут размножаться, — отразила Фьора колкость жандарма.
— Хватит болтовни! — Филипп стукнул кулаком по столу и отставил в сторону свою чашку кофе. — Ты сейчас же скажешь мне телефон твоего отца. Кстати, раз речь зашла об отце. Это случайно не тот самый Франческо Бельтрами, который держит сеть банков Бельтрами во Франции и в Италии?
— Ага, уже диктую тебе папин номер. Аж два раза. Да, я дочь того самого Франческо Бельтрами, — Фьора сердито сдула с левого глаза упавшую на них прядь чёрных волос.
— И какой тебе смысл рисковать собой на баррикадах вместо учёбы в школе? Твой отец хорошо обеспечен. Бедность — это не та проблема, которая тебя коснётся. Чего не сказать о судимости, способной испортить тебе карьеру. — Селонже почесал висок и потёр указательным пальцем кончик носа.
— Видно, твои шаблоны рвут люди, которые живут не только своими шкурными интересами, но и думают о том, какое будущее после себя оставят следующим поколениям. То, что я из богатой семьи, не значит, что у меня по умолчанию нет эмпатии и совести с гражданской сознательностью. И школу я закончила экстерном с отличием год назад, — уже откровенно тяготясь общением с сотрудником жандармерии, устало проговорила Фьора.
— Любопытные скелеты в шкафу примерной девочки, которая, получив свободу от школы, примкнула к беспредельщикам. Контраст, однако, — Филипп допил свой кофе и хмыкнул.
— Кому беспредельщики, а кому — защитники Франции, — невозмутимо промолвила Фьора, опустошив свою чашку кофе.
— Ты же итальянка. С чего бы тебя так заботит Франция? — полюбопытствовал Селонже.
— Моя покойная мама Мария Бревай была француженка. Я итальянка наполовину. Отец привёз меня во Францию в десятилетнем возрасте. Так что у меня две родины. И я всегда буду защищать Францию с её населением от разграбления кучкой зажратых чиновников, — спокойно и с достоинством принцессы крови пояснила Фьора своему собеседнику.
— Сен-Жюст или Робеспьер не твои дальние родственники? — Филипп слегка улыбнулся, но скорее с уважением, без насмешки.
— Такое родство для меня было бы честью, — ответила девушка в той же манере.
— Теперь я понимаю, что тебе заморочили голову этой революционной романтикой, и ты теперь поэтому лезешь в самое пекло — к опасностям. И кто же присел тебе на уши с этой пропагандой? — испытующий взор карих глаз Филиппа был прикован к лицу невозмутимой Фьоры.
— Никто мне на уши не приседал и меня не обрабатывал. Я имею привычку думать самостоятельно. Дурную привычку — в глазах тех, кто таковой не обладает. Республика заслуживает того, чтобы мы её защищали. Даже ценой своей жизни. Я не боюсь рисковать собой ради лучшего будущего для всех, — потеряв интерес к полыхающим дебатам, Фьора просто высказывала свои взгляды без попыток острее уколоть Филиппа, во взгляде которого исчезли ирония и снисходительность по отношению к задержанной.
Взгляды этой девушки были противоположностью взглядам жандарма, но искренность и твёрдость духа Селонже уважал даже в своих оппонентах.
— И как же твои соратники допустили подростка в свои ряды? — задал Селонже волнующий его вопрос.
— А они и не допускали. Отговаривали, прогоняли с собраний, боясь за меня. Но от меня так просто не отвязаться. Я упорная. — Фьора тепло усмехнулась, на несколько мгновений улыбка осветила её лицо — стоило подумать о товарищах, которым она по доброй воле много раз помогала как разведчица.
— И напрочь обезбашенная. А теперь выкладывай номер мобильного отца и имена всех зачинщиков беспорядков в городе, — сурово увёл разговор в другое русло Селонже.
— А ключ от Парижа на золотом блюде не хочешь? Я одна из Жёлтых жилетов, а не поганая доносчица! — воскликнула Фьора негодующе, зло прожигая Филиппа взором своих серых глаз, которые так напоминали грозовые облака.
— Значит, мы долго будем скрашивать времяпровождение друг друга, пока ты всё не выложишь, — Филипп достал из ящика письменного стола пачку крекеров и подвинул в сторону Фьоры, но девушка презрительно отпихнула предложенное угощение. — Гордость, понятно. Моё дело предложить. Я всё ещё жду номер мобильного твоего отца. Не заставляй меня гуглить номер телефона его банка, — Филипп повёл плечами, встал со стула и открыл окно на форточку, впустив в свой кабинет свежего воздуха. Ослабил немного галстук своей жандармской униформы и прошёлся по кабинету, после вернувшись обратно за стол.
Фьора по-прежнему молчала.
— Что надулась, как мышь на крупу? Язык проглотила? Вот ручка, вот листок. Пиши номер отца и имена всех твоих союзников, которые что-то за тобой не спешат, — отчеканил властно Филипп, положив перед Фьорой белый листочек бумаги и ручку.
— У тебя со слухом беда? Ни папин номер, ни своих товарищей с баррикады я тебе не сдам, хоть ты тресни! — грубо отрезала Фьора и сердито фыркнула.
— Ну, тогда ты и участок не покинешь. Так что в твоих интересах писать чистосердечное признание, чтобы смягчить статью, и выдать все имена, пароли, явки, — бесстрастно прозвучал ответ Филиппа.
— Эй, ты слух давно проверял? — раздражённо бросила Фьора в лицо Филиппу. — Через мой труп ты получишь сведения о моих товарищах! Мне плевать, что ты со мной сделаешь: затравишь слезоточивым газом, наденешь мне на голову противогаз и перекроешь кислород, забьёшь резиновой дубиной или запытаешь шокером, и прочее, что приходит в больную башку твоих коллег! Жёлтые жилеты своих не сдают! Среди Бельтрами никогда не было и не будет предателей!
— А теперь поубавь свой драматическо-революционный пафос и включи голову, девочка. Пораскинь умишком, каким пятном на твоей жизни будет судимость. Даже если ты дочка банкира. Статья тебе светит серьёзная. Деньги папы не спасут, — попытался Филипп склонить упрямицу на свою сторону.
— Для меня важнее честь. Хотелось бы тебе напомнить, что ты не имеешь права долго меня здесь держать. Я несовершеннолетняя и по закону ещё считаюсь ребёнком. Сам так про меня говорил, — со злорадной ухмылочкой напомнила Фьора своему собеседнику. — И ещё. По закону я имею право на адвоката. К тому же ты не имеешь полномочий допрашивать меня без присутствия родителей или иных законных представителей. Так-то, — девушка самодовольно улыбнулась помрачневшему Селонже, понимающему, что эта малолетняя заноза в одном месте — как он именовал её в своих мыслях, всё же права и сумела его уязвить. — Я всего лишь исполняла мой долг гражданки. Выполни и ты свою работу, палач.
— Нет, тебе точно прямая дорога на сцену и в кино — Жанну д’Арк или Шарлотту Корде играть. Тогда я могу предложить тебе временные апартаменты в участке, пока не свяжусь с твоим отцом и не сдам тебя ему на руки. Молись, чтобы отец тебе уши за такие фортели не открутил, — бросил сердито Филипп насмешливо фыркнувшей девушке и вызвал двоих конвоиров — молодых парней в жандармской униформе, которые подхватили Фьору со стула под обе руки и повели из кабинета Филиппа в камеру. Сам капитан Селонже следовал за Фьорой и её эскортом. Девушка не противилась тем мерам, которые к ней применили, прекрасно понимая, что это бесполезно.
Селонже открыл своими снятыми с пояса ключами одну из камер, конвоиры не замедлили втолкнуть в неё Фьору, дверца камеры которой тут же закрылась. Всё же небольшое послабление для неё было сделано и о её безопасности явно позаботились — камеру Фьоре ни с кем делить не пришлось. Селонже удалился обратно в свой кабинет. Сопровождавшие Фьору до камеры конвоиры тоже оставили девушку лишь в компании её мыслей и других задержанных в соседних камерах.
Девушка лениво прошлась по своему узилищу и окинула взглядом всё, что её окружало. В соседних камерах Фьора могла видеть страдающих от ломки наркоманов, проклинающих день своего зачатия, насчитала несколько женщин из самой опасной сферы деятельности — секс-рабства, чей возраст на глаз было сложно определить. Какие-то камеры полнились персонами мужского пола уголовной наружности, где-то содержались бездомные в пропахших свалками и испражнениями тряпках, в каких-то камерах сидели задержанные за правонарушения подростки — на вид не сильно старше самой Фьоры.
— Ну, путь борьбы за народное благо никогда не бывает прямым, — философски заметила Фьора, усевшись на деревянную скамью, что была в её камере.
— Эй, красотка! Да, я к тебе обращаюсь, — окликнула Фьору разодетая в откровенную одежду женщина с поплывшим ярким макияжем на лице из камеры слева, в которой даже не особо искушённая в жизни Фьора угадала проституированную жертву сутенёрского рабства.
— Да, мадам? Вы что-то хотели? — учтиво поинтересовалась Фьора, подойдя ближе к разделяющей её и ту женщину решётке камеры.
— У тебя сигареты и зажигалки не будет, котёнок? А то у меня при задержании всё изъяли, — пояснила Фьоре её собеседница.
— Нет, мадам. Я не курю. Извините, — ответила девушка и покачала головой.
— Эх, вот засада, — разочарованно протянула женщина и прицокнула языком. — А как звать тебя?
— Меня Фьора зовут. А вас? — тут же бойко поинтересовалась девушка.
— Дениза. Рада знакомству. Одежда у тебя приличная. Это как же сюда такую благородную даму замело? — с добродушной иронией поинтересовалась новая знакомая Фьоры.
— О, всего-то ничего. Достаточно отстаивать права своих сограждан, — Фьора тихонько рассмеялась, мелодичный смех девушки приятно ласкал слух.
— А меня по подозрению в хранении наркотиков. Если за проституцию теперь у нас таких как я не сажают, а отправляют в реабилитацию по этой шведской модели, то за наркотики точно по шапке перепадёт… хотя, может и удастся попасть под программу лечения наркозависимых… ты вроде бы неплохая девчонка, Фьора. Держись подальше от алкоголя с наркотиками и от стриптиза с порно и панелью… из этого дерьма очень сложно выбраться. Поверь моему опыту, — проронила Дениза грустно.
— Поверь, Дениза, я приложу все силы, чтобы ни одна женщина не вляпывалась в это дерьмо из-за нищеты, безнадёжности и отсутствия перспектив без возможности получить хорошее образование, — с дружеской пылкостью пообещала Фьора своей новой товарке.
— Это же сколько тебе лет, милашка? — спросила Дениза Фьору.
— Мне шестнадцать, — беззаботно прозвучали слова Фьоры.
— Да, с дебютом тебя в участке, милая. Ещё один вопрос. У тебя завалялось хоть что-то перекусить — заморить червячка? — робко задала Дениза вопрос.
— У меня нет. Но у капитана Селонже я видела пачку крекеров, — припомнила Фьора. — Эй, есть кто-нибудь? Подойдите, пожалуйста! — громко позвала Фьора.
К ней подошла немолодая надзирательница полного телосложения с открытым и добродушным круглым лицом.
— Чего тебе? — задала пришедшая надзирательница вопрос Фьоре.
— Вы бы могли попросить сюда прийти капитана Селонже? Скажете же, что от Фьоры Бельтрами? Буду вам признательна, — миролюбиво попросила Фьора охранницу.
— Что же, скажу ему за тебя, — надзирательница удалилась, и скоро вернулась в сопровождении Филиппа, который приблизился к камере Фьоры и кивнул ей, получив от девушки кивок в ответ.
— Надеюсь, ты оторвала меня от дел ради сообщения каких-то важных сведений? — поинтересовался Филипп, неотрывно глядя на Фьору.
— У меня живот сводит от голода. Я могу попросить дать мне ту пачку крекеров? Будь добр, — решила Фьора не злить человека, от которого зависел сейчас обед её новой подруги Денизы. Потому она и взяла в узду свою неприязнь к молодому мужчине.
— А, так ты понемногу идёшь на контакт с органами правопорядка? Сейчас принесу. Может, на сытый желудок тебя посетит мысль сотрудничать со следствием, — добродушно усмехнулся Филипп, уйдя к себе в кабинет, и вернувшись оттуда уже с пачкой крекеров — которую тут же просунул в камеру Фьоры через прутья решётки.
— Спасибо. А то есть захотелось, — поблагодарила его Фьора.
— А ты не только хамить умеешь, Демулен в юбке, — бросил ей с мягкой иронией Филипп, уйдя обратно работать в свой кабинет.
— Вот, Дениза. Добыла! — рассмеявшись, Фьора открыла пачку крекеров и подвинулась ближе к решётке, которая отделяла её от Денизы, чтобы женщине удобнее было нырять в пачку с крекерами руками. По большей части крекерами лакомилась Дениза. Фьора только изредка запускала руки в пачку и брала по одному крекеру. Вдвоём подруги по несчастью наслаждались лакомством, иногда облизывая пальцы от соли. За какие-то считанные минуты заначка капитана Селонже опустела. Дениза утянула пакет к себе в камеру и пальцами черпала щепотки крошек со дна, отправляя остатки вкусностей себе в рот.
— Тебе немного лучше? — побеспокоилась Фьора о Денизе.
— Да. Спасибо тебе, милая. Ты очень меня выручила, — тепло поблагодарила девушку Дениза.
— А, пустяки. Не стоит благодарности, — махнула рукой Фьора и чуть улыбнулась. — Как-то скучно здесь. Навести шороху, что ли…
— Ну и как ты это сделаешь? — стало интересно Денизе.
— Давай «Марсельезу» петь дуэтом? — предложила девушка своей подруге по злоключению.
— Но я не умею петь, — проговорила Дениза, чувствуя неловкость. — Ты сама пой, если хочешь. Я пас.
— Хорошо. Ты тогда можешь дать битов, если захочешь, — миролюбиво согласилась Фьора, тут же воодушевлённо и со всем жаром напевая строки гимна Франции своим чистым и звучным голосом:
— Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrivé!
Contre nous de la tyrannie
L'étendard sanglant est levé,
L'étendard sanglant est levé,
Entendez-vous dans les campagnes
Mugir ces féroces soldats?
Ils viennent jusque dans vos bras
Égorger vos fils, vos compagnes! — Прервав ненадолго пение, Фьора вновь набрала в диафрагму побольше воздуха, вновь запевая гимн.
Только теперь она была не одна, кто решила скрасить себе досуг пением — её намерение поддержали и другие задержанные, Дениза выстукивала ритмы мелодии по деревянной поверхности скамьи в её камере. Не все из тех, кто подпевали Фьоре, умели петь, но их это не останавливало, и они получали от этого удовольствие.
Задорное настроение Фьоры, чей дух не сломило нахождение в участке за решёткой, передалось и другим, с кем она разделяла арест.
— Aux armes, citoyens,
Formez vos bataillons
Marchons, marchons!
Qu’un sang impur
Abreuve nos sillons! — раздавался приятный и звонкий девичий голос на всё помещение.
Но вскоре всё стихло, когда послышались резкие звуки шагов, в отведённое для задержанных помещение явился капитан Селонже с хмурым выражением лица.
— Ни минуты спокойно не поработать, — выразил он своё мнение об этом импровизированном концерте, в глубине души всё же признав, что слышать среди хора хриплых и прокуренных голосов мелодичный и нежный, но в то же время и решительный голос Фьоры ему было приятно. — Бельтрами, на выход. За тобой пришли, — бросил Филипп Фьоре, открывая дверцу её камеры и выпуская наружу.
— Дениза, удачи тебе, — пожелала Фьора своей новой подруге и послала ей воздушный поцелуй, Дениза поблагодарила и послала воздушный поцелуй Фьоре в ответ.
— Но кто за мной пришёл? — удивилась девушка, выйдя из камеры и следуя за Филиппом, который вёл её обратно в свой кабинет.
— Твой отец и друзья с баррикады, — был его ответ.
И в самом деле — войдя в кабинет Филиппа, Фьора увидела сильно встревоженного отца, чьи чёрные глаза с сопереживанием смотрели на неё, а в чёрных волосах Франческо Бельтрами добавилось седых волос. Позабыв обо всём на свете, мужчина сорвался со своего стула и бросился к дочери, крепко сжав её в объятиях и прижавшись губами к чёрной макушке девушки.
С ним же были молодые мужчина и женщина лет чуть больше тридцати на вид. Оба спортивного телосложения, явно проходившие боевую подготовку. Чёрные волосы до плеч смуглого мужчины были завязаны в хвост, чёрные глаза радостно глядели на обнимающихся отца и дочь Бельтрами.
Не менее радостно на Франческо Бельтрами и его дочь смотрела молодая женщина с волосами цвета плавленого золота и большими фиалковыми глазами.
— Папа, Катрин, Арно!.. я чертовски рада всех вас видеть! — весело воскликнула Фьора, рассмеявшись, и теперь крепко обняла мужчину и женщину. — Так здорово снова с вами встретиться!
— Дочка, я так рад, что ты в порядке! Что ты невредима… с тобой хорошо обращались, милая? — обеспокоенно спросил Франческо свою дочь.
— Не избивали, не пытали. Угостили кофе и крекерами. Разве что весь мозг мне поимели, — отшутилась неунывающе Фьора. — Катрин, Арно, неужели вы правда пришли за мной вместе с моим папой? — не верила Фьора своему счастью.
— Наши ребята всей баррикадой строили план, как вызволить тебя от законников. Даже хотели штурмовать участок, — ответила Катрин на вопрос Фьоры.
— Я и Катрин еле-еле их уговорили не действовать сгоряча и сперва попытаться тебя забрать мирными методами. И если это не удастся — то уже тогда брать участок штурмом, — дополнил Арно ответ Катрин.
За этой сценой наблюдал Филипп, нахмурившись и скрестив на груди руки.
— Катрин, Арно, так вот куда вы после увольнения из жандармерии подались. Признаться, я был о вашей способности к здравомыслию лучшего мнения, — невесело проговорил Филипп, покачав головой.
— Я и Арно тоже разочарованы. Мы думали, что ты уволишься и не станешь поддерживать насилие над мирными гражданами, которых по идее должен защищать, — нашлась Катрин с таким ответом.
— Да, Селонже. Мы думали, что ты уволишься и не станешь подчиняться преступным приказам правительства, — поддержал Арно Катрин.
— У вас двое детей — сын и дочь. О них бы лучше думали, — упрекнул Филипп бывших коллег.
— А мы и так думаем о наших детях. Ради лучшего будущего для них и всех детей мы вступили в ряды Жёлтых жилетов, — разъяснила Катрин свою позицию.
— И наши дети под надёжным присмотром моей матери и брата, — поддержал Арно супругу. — А ты, я смотрю, детей в каталажку тащишь.
— А по-твоему место детей на баррикадах? Среди гранат и шальных пуль? По крайней мере в участке до приезда месье Бельтрами Фьора не подвергалась опасности, — отстаивал Филипп свою правоту.
— Фьора, а как ты вообще на баррикаде оказалась, дочка? — отошёл от шока Франческо Бельтрами, задав вопрос дочери. — Ты же должна быть на курсах кондитеров!
— Видишь ли, пап… я захотела быть полезной своей стране, — объясняла Фьора. — Прости, что я распоряжалась моей жизнью, не спросив тебя.
— У меня даже сил нет на тебя злиться. Я рад уже тому, что ты жива, — Франческо обнял дочь и крепко поцеловал в макушку.
— Я так хотела, чтобы ты гордился мной, папа. Хотела как лучше… — виновато проговорила Фьора, чувствуя себя не в своей тарелке от того, что заставила тревожиться своего отца.
— Для меня честь, что ты моя дочка. Ты выросла такой смелой, справедливой и честной, — Франческо нежно потрепал по щеке дочку. — Я воспитал тебя достойным человеком, милая, — искренне похвалил Франческо свою дочь.
— Филипп, сейчас не время полумер. Или ты за справедливость, или ты лижешь сапоги власти, — напомнил Арно своему бывшему сослуживцу.
— Ты ведь потом не сможешь оправдаться формулировкой, что просто выполнял приказы. Я и Арно уволились, чтобы не подчиняться приказам применять насилие к нашим же согражданам, — выразила Катрин поддержку своему мужу.
— Арно, Катрин, как бы к вам потом не пришло горькое прозрение, что были оба неправы и зря погубили свою блестящую карьеру, — Филипп покачал головой.
— Зато я и мой муж поступили по совести, — стояла на своём Катрин.
— Верни себе свою честь, Филипп. Говорю это тебе, потому что ты мой друг, — Арно товарищески хлопнул по плечу помрачневшего Филиппа.
— Капитан Селонже, настало время выбирать между тем, что удобно, и между тем, что правильно. Раз назвался врагом, так будь хотя бы врагом-героем, — заявила Фьора пылко, направившись к выходу из участка вместе с отцом, Катрин и Арно.
Филипп ничего не сказал вслед уходящим бывшим коллегам и Фьоре с её отцом. Он с грустью покачал головой, думая о том, что не так уж и неправа была эта девушка, которая сегодня стала испытанием для его нервов.
Фьора же со своими друзьями сидела на заднем сидении отцовского «минивэна». Франческо Бельтрами был за рулём и вёл машину в направлении своего с дочерью дома. Ехать приходилось окольными путями, поскольку многие улицы были перекрыты протестующими, в городе было огромное засилье стражей порядка.
— Арно, Катрин, спасибо вам обоим, что не бросили в беде мою дочь, — поблагодарил Франческо друзей своего ребёнка.
— А, не стоит. Фьора наша соратница и много помогала движению, — дружески Арно потрепал Фьору по макушке.
— И мы своим подставляем плечо, — дополнила Катрин ответ мужа.
— Это такие у тебя, значит, кондитерские курсы, дочка? На баррикадах пропадать? — поинтересовался Франческо у дочери.
— Ну, я так-то возле жандармерии пропадала и собирала сведения под видом художницы, а потом сведения передавала своим друзьям с баррикад, — тихонько рассмеялась Фьора. — Катрин, Арно и остальные ребята пытались меня от баррикад отвадить, прогоняли, а я всё равно никуда не делась.
— Да от тебя даже крепостная стена и подъёмный мост не спасут, — добродушно пошутил Арно.
— Против Фьоры нет приёма, — шутка от Катрин прозвучала по-сестрински ласково.
— М-да, видно, я живу под одной крышей с новой Матой Хари, — проговорил в задумчивости Франчечко, обернувшись на пару мгновений и с ласковой гордостью посмотрев на свою дочь, ответившую ему тем же.
Часть 2
6 марта 2022 г., 23:39
Филипп Селонже стоял напротив кирипичного дома, отделанного белым песчанником. Тёплое солнце грело крышу терракотового цвета и кусты гортензии с тюльпанами, геранью и кустами сирени на лужайке перед домом.
Филипп ещё раз сверил адрес этого дома с адресом на маленьком листочке бумаги, вынутом из кармана джинсов. Всё сходится. Дом и в самом деле принадлежит Франческо Бельтрами, в котором он проживает со своей дочерью Фьорой. Вызнать адрес нужного тебе человека — дело нехитрое, если ты сотрудник органов правопорядка. Своё служебное положение Филипп использовал именно для того, чтобы разыскать Фьору. Только был он сейчас не при исполнении и одет в гражданскую одежду: белая рубашка под белой короткой курткой, тёмно-синие джинсы и серые кроссовки.
Все эти два дня, минувшие с задержания Фьоры при провальном штурме баррикады, Филиппа терзали мысли, что хоть Фьора и находится с ним по разные стороны закона, тем не менее это не отменяет её правоты, что нельзя позволять государству превращать народ Франции в денежно-кормовую базу, что нельзя завышать цены на бензин и прочее, тем самым ставя рядовых французов и француженок за черту бедности. Долг служителя порядка требовал от Филиппа два дня назад тащить таких как Фьора в полицейский автобус и везти в участок. Совесть говорила ему, что эта юная девушка-тинейджерка заслуживает награды за неподдельную заботу о благе страны. Перевесило первое.
В тот день Филипп не видел ничего плохого в том, чтобы скрутить мадемуазель Бельтрами и отвезти в участок, где какое-то время её удерживал.
Селонже надеялся, что задержание и стены полицейского участка сломят дух юной разведчицы и защитницы баррикады. Надеялся, что ему удастся манипулировать Фьорой, давя на её страх. Филипп уже предвкушал, как Фьора слёзно умоляет отпустить её домой к отцу и сдаёт всех своих товарищей с потрохами, выкладывает ему на блюде все ценные сведения о паролях и планах. Но шестнадцатилетняя девчонка оказалась морально крепче, чем он думал, при её физической хрупкости. Надежды Филиппа выжать из Фьоры как можно больше информации лопнули, подобно надувному шару, в который ткнули остро заточенной иглой. Фьора ясно дала ему понять, что она скорее выберет пытки и смерть, чем предаст людей, с которыми бьётся бок о бок, которые ей доверяют. Даже если юная Бельтрами была противницей Филиппа, даже если она шпионила против жандармерии и все их планы по операциям сливала Жёлтым жилетам, такая преданность товарищам и стране не могла не вызвать в Филиппе уважения. В словах Фьоры, что Франция её вторая родина, и что она всегда будет защищать страну и её жителей, было столько страсти, столько веры в сказанное…
Селонже и подумать бы никогда не мог, что в двадцать первом веке можно встретить девушек-подростков, которые словно сошли со страниц произведений о Великой Французской Революции, приверженцев романтизма.
«Раз назвался врагом, так будь хотя бы врагом-героем», — не выходили из головы Селонже слова девушки перед её уходом из участка. И ведь на стороне Фьоры был не только её отец Франческо Бельтрами, но и друзья Филиппа из его бывших коллег — супруги Монсальви Арно и Катрин! Вот уж от кого он не ожидал никак, что они примкнут к бунтовщикам!..
Филипп и не думал, что в современном мире есть люди, готовые терпеть пытки и умирать, но не предавать своих убеждений и своих союзников.
Так что в лице Фьоры он увидел достойную врагиню. Но, что казалось Филиппу грустным, доведись ему и Фьоре повстречаться при других обстоятельствах, они имели бы шансы стать хорошими друзьями, между ними могло случиться много увлекательных и интересных разговоров.
«Эх, не врагами быть бы с этой Бельтрами, а есть пиццу и пить кофе в ресторане, рубиться от души в приставку или проторчать много часов в кино!» — одолевали мысли Филиппа, стоявшего на крыльце дома отца и дочери Бельтрами, раздумывающего, нажимать кнопку дверного звонка или не нажимать.
Он чувствовал в себе острую необходимость поговорить с кем-нибудь, кто бы его понял и не осудил, и Фьора с её отцом идеально подходили на роль таких людей.
Но борьба внутри него и раздумья, пошлют к чёрту или не пошлют, завершились тем, что Филипп всё-таки нажал на кнопку звонка.
Раздалась приятная мелодия, которая звучала четверть минуты. Скоро Филипп услышал и звуки шагов.
Двери ему открыли Франческо Бельтрами и Фьора.
— Какими судьбами, капитан Селонже? — тут же бойко поинтересовалась Фьора, пытаясь выйти из-за отцовской спины.
Франческо упорно пытался загораживать дочь собой от Филиппа.
— Чего опять от моей дочери надо? Мало вы держали её в участке два дня назад? — не утруждая себя учтивостью, мрачно задал вопрос Франческо Бельтрами.
— Месье и мадемуазель Бельтрами, я сегодня не при исполнении. Пришёл в гражданском поговорить с вами обоими и обещаю, что не причиню никому из вас вреда. Белые рубашка и куртка за белый флаг сойдут? — проговорил Филипп, высматривая Фьору из-за спины её отца.
Франческо перестал загораживать дочь от силовика, но никуда не отходил, готовый в случае чего-то серьёзного своими руками придушить Селонже, если вздумает причинить зло его дочери.
— Пап, не тревожься. Я при случае могу и сама глаза ему бесстыжие выцарапать — если себе лишнего позволит, — в шуточной манере успокоила Фьора отца, всё ещё настороженно сверля взглядом Филиппа.
— Да, с такими тинейджерами нужно ухо востро держать, — чуть хрипловато рассмеялся Филипп. — Я пришёл с миром. Не как страж порядка. Я клянусь, что мне нужно только поговорить с мадемуазель Фьорой.
— И о чём вы собрались говорить с моей дочерью? — Франческо скрестил руки на груди.
— Да, капитан. О чём будет разговор? — задала вопрос Фьора следом за отцом.
— Я не при исполнении. Поэтому звать меня можно по имени — Филипп, — произнёс спокойно Селонже. — Если позволите, мне бы хотелось поговорить с вами обоими внутри.
— Что же, позволим. При условии, что вы снимете внутри обувь. Я и Фьора только сегодня вымыли полы в доме, — разрешил Франческо.
Отец и дочь Бельтрами пропустили внутрь Филиппа. Молодой мужчина прошёл в дом и без разговоров снял обувь. Фьора с отцом зашла в дом и закрыла входную дверь.
Возле пуфиков в прихожей Филипп увидел две пары кроссовок — мужские и женские. Только не мог знать, кому они принадлежат.
Франческо прошёл в гостиную, Фьора провела Филиппа туда же за собой.
Едва переступая порог просторной гостиной, Селонже с удивлением застал Арно и Катрин, сидящими на диване и строящими башенку из игральных карт.
— Арно? Катрин? Вы тут? — проговорил Филипп, протерев глаза. — Что вы здесь делаете? Кто же вместо вас на баррикадах?
— О, Филипп! Каким ветром? — Катрин приветственно помахала Филиппу. — Жан Ксантрай, Жиль Де Рэ и Пьер Брезе, которые раньше были из отдела по борьбе с наркотрафиком.
— Так они тоже уволились… — протянул поражённо вполголоса Филипп.
— Друг мой, айда к нам! — Арно сделал приглашающий жест рукой.
— Друзья моей дочери — мои друзья, — пояснил Франческо.
— Папа захотел отблагодарить Арно и Катрин за неравнодушие ко мне. Мы пиццу печём. Скоро будет готова. Тебе тоже хватит, — дополнила Фьора.
— Спасибо за гостеприимство. После вчерашнего мне остро нужно поговорить с теми, кто меня точно поймёт и не станет честить изменником, — Филипп расстегнул куртку и положил ее возле дивана, подсев к Арно и Катрин. — Рад видеть вас двоих здоровыми и живыми, ребята.
— Филипп, мы тоже. Ни я, ни Катрин не желаем тебе зла, — заверил Арно друга и бывшего коллегу.
— Да, Филипп. Хоть мы по разные стороны баррикад, ты наш друг, — Катрин мягко улыбнулась. — Фьора, иди к нам.
— Пойду и проверю пиццу, — сказал Франческо и удалился в кухню.
Фьора подсела к Арно с Катрин и Филиппом.
— Филипп, я хотела тебя спросить. Та девушка, с которой я познакомилась в участке… Дениза… Что с ней, она в порядке? — обеспокоенно спросила Фьора у Селонже, глядя ему в лицо серьёзным взглядом.
— Денизу переправили в кризисный центр. Она в безопасности. Начала лечение от наркозависимости. Потом будет посещать профессиональные курсы, чтобы освоить хорошую профессию, — успокоил Селонже девушку.
— Я обязательно поговорю с папой, чтобы в случае чего взял её работать в его банк, — сказала это твёрдо Фьора самой себе.
— Дениза передавала тебе привет и просила отдать записку, — с этими словами Филипп достал сложенный вчетверо тетрадный листок и протянул его Фьоре.
Девушка тут же развернула листок и вчиталась в содержание. Дениза благодарила Фьору за доброту и передавала ей привет. Ниже указала свои контакты в соцсетях и номер телефона с электронной почтой. Ласковая улыбка на губах украсила и без того очаровательное личико девушки. Фьора сложила записку как было и спрятала в карман своих домашних штанов.
— Спасибо, Филипп. Я рада, что Дениза в порядке. Теперь я не потеряю с ней связь, — Фьора дружественно кивнула Филиппу и похлопала его по плечу. — О чём ты хотел поговорить со мной и с моим отцом? — напомнила Фьора молодому мужчине о цели его визита.
— Да, Филипп. Что это за важный разговор? — полюбопытствовал Франческо следом за дочерью.
— Меня отправили вчера с моими людьми разгонять митинг. Я не мог отказаться выполнять приказ, но старался как и всегда пресекать бессмысленную жестокость иных моих коллег по отношению к задержанным, — начал Филипп, тяжело вздохнув и сжав руки в замок. Немного задержал взгляд на потолке и покачал головой. — Но вчера на митинге случилось нечто, что выбило меня из колеи…
— Что же это? — тут же отозвался Арно.
— Да, Филипп. Говори, — откликнулась Катрин.
— Мои коллеги самым грубым образом пытались арестовать и тащить в автобус старушку лет за девяносто. Она кричала, что если бы знала заранее, за будущее каких фашистов воевала в Сопротивлении Де Голля, ноги бы её в Сопротивлении не было. А у этих остолопов не было никакого уважения ни к возрасту почтенной дамы, ни к её боевым заслугам перед Францией… — от стыда Филиппа бросило в жар, и мужчина расстегнул пару верхних пуговиц своей рубашки, вздохнув с укоризной, когда рассказывал о поведении своих людей.
— И ты спокойно смотрел, как эти ублюдки выкручивают руки пожилой женщине, таща её в автобус, в то время как эта женщина рисковала своей жизнью за освобождение Франции от нацистов? — настороженно и с недоверием задала вопрос Фьора, в то же время с надеждой смотря в лицо Филиппу, мечтая только о том, чтобы он опроверг все её догадки.
— Нет, Фьора. Вот случай с той старушкой для меня стал последней каплей. Я вспомнил свою прабабушку Жанну-Марию, которая меня вырастила и тоже воевала в Сопротивлении Де Голля ещё подростком… Не думал, что доживу до того дня, когда буду отбивать от полицейских митингующую старушку при помощи парижской шпаны и бомжей… — решился Филипп поделиться с Фьорой, её отцом и своими друзьями этой правдой.
— Вот это я понимаю, жандармы с народом, — Франческо с восхищением и уважением поаплодировал Филиппу, которого вогнала в краску смущения реакция банкира. — Настали времена ярких контрастов.
— Ты хоть понимаешь, что вернул мне веру в моральные принципы стражей порядка? Раньше я к тебе с неприязнью относилась в день задержания, но ты оказался хорошим человеком! А не гнилью, которая воюет со своими же соотечественниками! — восторженно и весело сияющими глазами Фьора во все глаза смотрела на Филиппа так, словно видела его впервые. И эти новые стороны личности молодого жандарма очень пришлись ей по душе.
— Филипп, наконец-то ты вновь вернул себе своё достоинство и честь! Я так тобой горжусь! — Арно хлопнул Филиппа по плечу и сжал его в крепких объятиях на несколько секунд.
— Филипп, ты всё делаешь правильно. Отбрось сомнения. Настоящий человек и гражданин своей страны не торгует совестью. Ты на верном пути, — не осталась в стороне и Катрин, горячо поддержав друга.
— Я поймал себя на мысли, что хочу уволиться из жандармерии. Сжигать публично униформу для вступления в Жёлтые жилеты у вас на баррикадах принято? — адресовал Филипп свой вопрос Фьоре, смотря на девушку с лихим прищуром.
— От тебя будет больше пользы для движения в рядах жандармов. Так что погоди сжигать униформу. Саботировать работу жандармерии порчей оружия и водомётов сможешь? — не стала Фьора тратить время на разглагольствования, в упор глядя на Филиппа задорно горящими серыми глазами.
— Тогда я буду рад освоить с нуля специальность диверсанта, — хрипловато рассмеялся Филипп, — стражем порядка я был, агентом в тылу я ещё не был. Я выбрал сторону.
FINI
Отредактировано Фьора Бельтрами (08.10.2023 04:58:33 pm)
